всё!впервую очередб  долг перед близкими

100 поцелуев одному человеку обещала))   Не могу уйти, не выполнив обещанное   

Хоть грамм ума и щипотка терпения.

Так ты совсем там в питере потерялся такие темы открываешь какой суицид я вон живу полной половой жизнью а каждый день девченок вырастает все больше и больше тут думаешь как бы продлить себе жизнь годков так на 300

Хы)Ну мы-то не молодёжь)))Предупреждать надо было(с)для кого вопросик))

зачем приподносить удовлетворенность врагам и горе родным?...задумайтесь!

ха  ха... поделюсь опытом... но с предысторией, как обычно... что то прорубило сегодня на творчество гриппозное... и мемуары...

часть первая.... устал уже писать....

В первый раз, когда я понял, что я есть, я понял, что есть кто то еще. Он как то смешно
закружился, заворочался, и я улыбнулся.
"Смотри, какая штука!!!", -  сказал он,  и я посмотрел. Штука была страшная: огромадная,
оранжевая, и снизу у нее были какие то колючки, как у папки иногда на щеках, только гораздо,
гораздо больше.
Подумалась, что сейчас эта штука навалится, прижмет крепко, и все опять превратится
в размытые картинки. "Ты чего!? это же Машина-Поливалка. Она добрая" - сказал он.
Сказал он так уверенно и успокаивающе,
что я заулыбался, загугукал  и тихо прижался к нему. Он был гладкий,
теплый и стеснительный. "Какой маааленький, -удивленно протянул он, - на другой бок
повернись, плечо болит". Плечо действительно немного болело
отлежанное, но поврачиваться не хотелось. "Дай ка мне", - попросил он, и я дал.
Мы повернулись и лежать стало удобнее. Уже хотелось есть, и скоро мама должна уже
была прижать меня к тепленькому, но я так устал за то время, что я "понял", и звать ее не хотелось. Я заснул.

Ползать было очень интересно. Он иногда помогал мне, чтоб я не ударился сильно, остерегал.
И постоянно что то рассказывал. Постоянно рассказывал. Я вообще удивлялся, откуда он столько знает, если мы в одном и том же. "Заползаем под стол, - говорил он,- осторожно, тут ножка. Сейчас ты под стол ходишь. Запомни. Потом будешь смеяться. Туда не ползи, там гвоздь торчит из плинтуса. Уколешься, неудобно ползать будет". Подобно штурману, он направлял меня по разным маршрутам, мы все трогали, пробовали на вкус. Вместе хохотали до слез. Иногда он замолкал, лукаво прищурившись, и я стукался об угол. Больно. Лежал и плакал.
Тогда он отодвигал меня в сторону, и сам полз к маме... чтоб погладила и пожалела.

Он не часто брал. Хотя я чувствовал, что ему хотелось. Он уже много умел, я еще нет. И нужно было учиться. Мне было как то совершенно понятно, что если ему захочется, то взять он может сам, не попросив меня. Он уже знал буквы, и если мне встречалась бабушкина газета, или книжка,он, кивнув мне на букву зажигал в голове образ: а - арбуз, щ - щетка... Потом у нас была такая деревянная азбука. На квадртных дощечках были нарисованы буквы и картинки. Взрослые складывали губы дудочкой и тянули "у-у-у!... Я тыкал рученкой в дощечкоу с "У". Взрослые непонимающе, но восторженно перглядывались и целовали нас в нос... Он морщился, а я пускал пузыри и аукал... мне было так хорошо, от того, что меня любят, и мама скоро прижмет к тепленькому, и что есть он, и что он знает, как все нужно делать.

Мы долго не разговаривали. Взрослые пугались, потому что другие малыши уже вовсю болтали. Мы молчали.Я говорить боялся, и хотел, чтоб он сделал так, чтоб было не страшно. Но он отрицательно мотал моей головой, и говорил, что нам разговривать нельзя... потому что будет плохо... и нас поведут к врачу... Мы уже были у врача. Врач делал больную штуку на плече.. такую восьмерочку... Я плакал, и прижимался к маме... Он тоже прижимался, потому что ему тоже было больно.
врачей я боялся больше всего. Поэтому не разговаривал с ним, как он и велел.

" Тебе уже пора говорить" - заявил он однажды... Я еще не понял, зачем. если я могу разговаривать с ним. " Тебе надо говорить по настоящему и с другими" - настаивал он, но я боялся и не хотел... Нет, я мог уже сказать "мама" или "папа"... Но это были понятные, "настоящие" слова. А другие нужно было сперва привязать к образу, и любимая деревянная азбука тут не помогала... в каждом слове букв было больше, чем картинок на дощечке, а из Колобка, Арбуза, Шапки и Арбуза
совсем не получалась каша, которую бабушка варила мне каждое утро и которую я не любил. Мне стало грустно, что я его расстраиваю. " Ладно. Дай ка я" - сказал он и я с радостью дал, подвинувшись глубже. Он подошел к бабушке, подергал ее за подол юбки и показал
на кастрюльку. "Ка-ша" - казал он четко и раздельно. Бабушка всплеснула руками, подхватила нас  и заголосила на бабушкинском птичем языке.. ой ты мои сладкий, ой ты моя крохотулечка, заговорил, заговорил малышечка наш ... "Давай обратно, а то не поймешь" ,  - указал он, и я вернулся...
Действительно. Говорить оказалось сперва непривычно, но потом все проще и проще...
"Только чур, между собой говорим как раньше!" - наставительно и бесприкословно заявил он, и я конечно же согласился.

Я стал называть его Сменщик.

Он открыл для себя дедушку. Дед работал в трамвайном депо, и задерживаясь, часто приходил домой навеселе. Рыжие кудри его торчали во все стороны, сапоги грохотали, серый пиджак таил сокровища: зеленый фонарик с трамвайного пульта (от космического корабля), подшипник (от танка) или соленую баранку. Заслышав дедов топот на лестнице, он стремительно брал и мчался к двери. Обхватывал деда за колени и так стоял, счастливый. Я не мешал ему, потому что и сам радовался.  Когда дед задерживался, бабушка говрила, что сегодня опять пьет со сменщиками. Сменщиков она называла еще пьянью, алкашней и собутыльниками. Но он объяснил мне, что сменщики, это дедовы друзья, как мы с ним, что они тоже дедушки и носят в карманах сокровища. Я спросил, могу ли я звать его Сменщиком?... Он захохотал, заулюлюкал, и у меня в голве что то засветилось. Я понял, что доставил ему радость.. настоящую... и тоже захохотал... потому что светилось так здорово, так необычно, и он был очень доволен...  мои Сменщик, мои Сменщик , ты - мои Сменщик и собутыльник... повторял я, и дышать уже было тяжело от смеха, и он крутился и верещал, кувыркал меня и ходил меня колесом...

Я знал, что расту. Он тоже это знал. Я стал чувствовать, что брать ему становилось все тяжелее. Он подолгу молчал, стал много "спать". Не так спать, как мы спали вместе. Он как будто глубоко задумывался. Я всегда знал о чем, но не всегда понимал, зачем: многое из того, о чем он думал, мама называла плохим. Я часто спрашивал, что с ним, и почему он теперь берет так редко. "Тебе уже четыре. Ты большой". Да, согласился я мне "четыле"... я уже научился считать... И если раньше, когда спрашивали сколько мне годиков, я показывал три пальца, то теперь просто говорил "четыле". "Р" я  не выговаривал...
   У бабушки на трюмо стояли разные глиняные фигурки. Нам разрешали их трогать, гладить, но играть с ними не разрешали, чтоб не разбили. Среди прочих была фигурка собаки. Собака была серо-черная, и если зажмурить до щелочек глаза, казалось, что она хочет прыгнуть. Я часто гладил эту собаку пальчиком между ушей, и рассказывал Сменщику, какая она хорошая, и как оживет, и вырастет, и у нас будет настоящая собака, и как мы будем вместе играть, и как она будет нас охранять. " Да, - соглашался он - охранять. Это овчарка". Я повторил за ним ..."овчалка"... "Не овчалка, а овчарка... скажи... ов - чарррр-ка"... но у меня получилось только ов-чалллл-ка. Неожиданно он так резко взял, что у меня закружилась голова... А он... он... он смахнул собаку с трюмо на пол...  В голове полыхнуло, яркий, обжигающе яркий синий шарик заколыхался внутри... Сменщик отпустил, я изо всех сил вцепился, упал на колени, собрал отколовшиеся лапы и хвост, прижал их к груди и закричал, залился слезами, задохнулся, опрокинулся на бок.. а синий шар плескался и искрил...  Прибежала бабушка, подняла меня с пола, попыталась отнять стиснутые в кулачках осколки... но я не отпускал... " Ба.. бабушка... он... он..." Он смотрел на меня.. из меня... в меня... смотрел, смотрел, смотрел...." Бабушка...я разбил...я... разбил овчарку!!!"...  Перепуганная бабушка облегченно выдохнула, принялась гладить меня по голове, целовать и щебетать на бабушкинском языке... что собачке не больно, что придет дед и приклеит лапы, что папа мне купит другую, еще лучше этой, и что я ее напугал.... но я рыдал и не мог остановиться... мне было жалко собаку, жалко овчарку, жалко бабушку, которая тоже эту фигурку любила. И страшно... Меня так напугал Сменщик... до тошноты...
Потом я успокоился, залез под свой любимый диван... на Сменщика я старался не смотреть, и мне страшно было его спросить, зачем он это сделал... "Скажи... ов-чаррр-ка.... ов-чаррр-ка" - тихо попросил Сменщик... и я сказал... ов-чаРРР-ка...  "Теперь понял, как надо "р" говорить?"... Я понял.

Прохор
Прекратить думать о суицмде и вообще перестать входить в депрессию..........ты еще в ф13 не выиграл